Джулиан Барнс "Одна история"

Если совсем коротко - Барнс написал очень покаянную книжку о том, что мужики конечно сволочи. И это не может не вызывать местами смешанных чувств, потому что, с одной стороны, такое трезвое осознание "it's a man's world вообще не крут" у мужчины(!) очень зачетно и почетно, с другой - местами Барнс конечно перегнул с покаянием, вдарившись в безапелляционные обобщения "все мужчины всегда...". 

И сейчас кто-то, кто уже читал книжку или читал рецензии на роман, возможно, подумает, что я бессовестно вру, ведь всем известно, что "Одна история" Барнса про любовь. Даже про ЛЮБОВЬ, справедливым капсом.
Именно так! Это замечательно тонкий, пронзительный, психологически честный до выворота наизнанку роман о чувствах. Но говорить о нем в таком ключе не хочется как раз потому, что тут он кругом хорош в той самой степени, когда и говорить-то не о чем. Примерно как обсуждать прекрасный закат: все и так отлично в курсе, что это такое, как выглядит, и зачем на него смотреть. И лучше смотреть, чем расписывать на словах, пытаясь в стотысячный раз со времен появления языка и письменности подобрать к этому вечному явлению природы оригинальные эпитеты.

Так и с главной темой "Одной истории" нет никакой нужды риторически разбираться: герой-рассказчик преклонных лет вспоминает свою первую любовь (которая по мысли Барнса у каждого человека оставляет тот или иной отпечаток на всю последующую жизнь), разбирается в нюансах тех, самых важных для него, отношений, анализирует природу любовных чувств, их трансформацию и собственно оставленный ими отпечаток. И всё это в книге прекрасно. Если тут и стоит упомянуть о чем-то специально, так только о том, что и по форме это решено мастерски (ну, мы же о Барнсе говорим!).

А вот то, что проходит сквозь книжку будто бы поперечной нитью плетения ткани-про-любовь, все-таки, извините, социалка. И вот ее смысловой посыл, во-первых, конечно лишний раз напоминает, что никакая романтическая история не существует сферически в вакууме - а всегда в конкретной культурной и социальной среде конкретного времени. А, во-вторых, возвращает разговор к первому абзацу - воспитание, общественные и культурные установки по-разному влияют на мужчин и на женщин (теперь, спасибо, поменьше, чем 30-40 лет назад, но разница эта все равно ужасно токсична). И здесь Барнс честно расписывается, что мужчинам заметно проще и легче, чем женщинам.

Его главный герой, влюбившись в девятнадцать лет в сорокавосьмилетнюю женщину, в максимальном приближении видит все эти вывихи воспитания "слабого пола" предыдущего поколения. Видит, насколько скована бесконечным стыдом за всё и по любому поводу возлюбленная, насколько изломана и напугана под маской респектабельной жизнерадостной домохозяйки. И Барнс, нисколько не смягчая, обнажает эту жестокую правду: Сьюзен, чья юность пришлась на годы Второй Мировой, 48-летняя очаровательная женщина в конце 60-х, искренне влюбившаяся в почти мальчишку, несмотря на весь свой жизненный опыт, оказывается практически такой же неискушенной в жизни и наивной как он, и заметно слабее, неустойчивее в таких житейских бурях, через которые ровесницы ее любимого спустя десять-двадцать лет будут проходить без фатальных последствий. И увиденное глазами главного героя, обостренное любовью, это наблюдение становится поводом для честного признания в том, что мужской мир для женщин вовсе не так хорош, как видится с позиции прекраснодушных разговоров о старомодной рыцарственности и истинной женственности. И щемящая трагичность отношений главных героев оказывается обусловлена отнюдь не разницей в возрасте - в духе "она постарела, а он повзрослел и полюбил молодую" - а непоправимой душевной надломленностью.

Так что "Одна история" отчетливо больше, чем история о любви, хоть в этом измерении она и написана мастерски, и одним этим уже была бы восхитительно прекрасна. Это к тому же и серьезный разговор Барнса о том, где именно и в чем больны люди вообще, раздавая друг другу привычные роли, сколачивая счастье из хлама замшелых благонравных поучений и мнимого, одобренного соседями, благополучия.
И если вдруг кому-то кажется не слишком оригинальной истина об отпечатке первой любви, Барнс может предложить и другую: каждая любовь - это не только само чувство, но и его решающее спектральное разложение через призму места, времени и обстоятельств.

Комментарии