Джек Хартнелл "Голое Средневековье. Жизнь, смерть и искусство в Средние века"

В начале своей книги Хартнелл описывает такой любопытный эксперимент: посетителей одного крупного лондонского музея, где планировалось переделать залы, посвященные Средним векам и Ренессансу, просили представить себя в каждой из двух эпох и рассказать, что - как думают респонденты - они могли бы ощутить и увидеть в мире вокруг себя. Мысленное путешествие в Возрождение рисовало опрашиваемым благостные картины. Солнечные пасторальные пейзажи, работа в мастерских великих художников, повсеместные беседы об искусстве и философии. Вообразив себя в Средневековье, эти же люди живописали грязь, нищету, холод и голод, пьяные драки крестьян, а еще кругом, конечно, крысы и чума - ну, вы поняли. 

Такое восприятие эпохи, занявшей примерно тысячу лет в истории, пишет Хартнелл, устойчивый стереотип не только для нашего времени. Уже на излете Средневековья его непосредственные обитатели часто концептуализировали взгляд на собственную современность как на темный период между прекрасным прошлым (античностью) и будущим (которое мы теперь знаем как Ренессанс), про которое очень хотелось надеяться, что оно тоже станет прекрасным. Впоследствии "Темные века" стали натуральным жупелом, страшилкой о том, как раньше было хуже, и удобным фоном для того чтобы почувствовать превосходство своего просвещенного (любого следующего) века.

Английский антикварий Уильям Кэмден, живший в конце XVI-го, взявшись писать объемный панорамный труд по истории Англии, эту тысячу лет вообще из своей работы выкинул. Ограничился парой абзацев о том, что Средние века были "затенены густым туманом" - надо думать "туманом всякого неприятного невежества" - так что нечего о них и говорить. Хартнелл описывает этот курьез, чтобы тут же и возразить, нет, Средневековье удивительная и интереснейшая эпоха, повлиявшая на нас сегодняшних гораздо сильнее, чем принято думать. И чтобы это проследить, Хартнелл предлагает взять за точку отсчета непосредственно средневекового человека. Его телесность, и то что он сам о ней думал в буквальном и конечно же метафорическом смысле.

Начав с головы, органов чувств, и последовательно спускаясь вниз к сердцу, рукам, животу, гениталиям и ногам, Хартнелл на каждом этапе дает панорамную культурологическую картину того, что в Средние века с этим органом или частью тела связывалось. Как его предлагала лечить средневековая медицина, как понимались его функции и какое отражение это находило в искусстве и господствующем мировоззрении. Уклад жизни, общественное устройство, абстрактные идеи и развитие науки - всё это неразрывно связано с телесностью. Заявленный пойнт Хартнелла, историка искусств по образованию, в том, чтобы показать Средневековье объемным и настоящим, далеким от мифа о мрачной эпохе, где кроме крыс да чумы и дивиться нечему. Удается он в книге отлично. Но помимо этого, выбранный ученым метод позволяет увидеть Средневековье еще и очень живым, очень человеческим. Не застывшим периодом дат и персоналий из учебника истории, а тем миром, о котором нам рассказали сами очевидцы. Их взгляд на вещи, дошедший до нас как слепок культуры - повод и посмеяться, и ужаснуться, испытать неподдельное уважение, встретиться с неожиданным и с удивлением узнать самих себя, утолить любопытство и разжечь его еще больше. 

В последней короткой главе "Будущее тел", выступающей в качестве заключения, Хартнелл с воодушевлением пишет о том, какой простор для исследований открывают современные технологии, позволяющие глубже анализировать и исторические артефакты, и биологический материал, и в частности тела, то есть те средневековые останки, что сохранились до наших дней: "Теперь они проснулись и разговорились как никогда раньше", - так заканчивается эта книжка. Автору скромность к лицу, но тут нельзя не добавить, что для читателя, которому захочется закрыть глаза и по-новому представить себе эпоху Средневековья, ее обитатели точно проснутся и живо увлеченно разговорятся благодаря Джеку Хартнеллу.