Но это рассказ со счастливым, по крайней мере для читателей, концом. Уже в XX веке роман Хогга заново открыл для широкой публики Андре Жид, и тут уж его как разглядели, да как поняли!.. Оригинальная композиция, неожиданная смена регистров с едкой сатиры нравов к мрачной и всерьёз впечатляющей своим мастерским психологизмом готической хронике безумия, бунтарски резкая критика религиозного фанатизма и ханжества, явные симпатии "низшим классам общества" и вообще та широта авторских взглядов, какую редко встретишь в романах начала позапрошлого века. Хогг, как оказалось, вовсе не плёлся в хвосте тогдашней литературной моды, а напротив, далеко опередил современников, наполнив уже привычную форму нетривиальным и дерзким содержанием.
Структурно роман поделён на три части. В первой, написанной будто бы издателем "Исповеди", рассказывается основная событийная канва истории. Под конец XVII века охочий до простых земных удовольствий шотландский лэрд женится на молоденькой религиозной фанатичке кальвинистского толка. Девица, несмотря на свой возраст, оказывается душнилой и ханжой, каких поискать: "Убеждения великих реформаторов, став её убеждениями, сильно исказились и обострились. Их идеи были словно горячее масло, которое и так тяжело проглотить; её же - словно кипящий дёготь". Брак, ясное дело, сразу не задаётся, и супруги в итоге разъезжаются. Молодая жена предпочитает мужу компанию противного священника Рингима, с которым её роднят общие на двоих "костные идеи" и "пламенная убежденность в божественном предопределении". Лэрд же вскоре начинает открыто жить с любовницей, соседкой-вдовой. Первенец супружеской четы и будущий наследник, Джордж, остаётся в отцовском доме, второй сын, Роберт, растёт с матерью и Рингимом, на которого он, к слову, внешне подозрительно похож.
Братья взрослеют вдали друг от друга и ожидаемо превращаются в двух очень разных молодых людей. И так однажды великодушный незлобивый Джордж знакомится со своим младшим братом, в лице которого встречает мрачного и молчаливого, непостижимо упорного пакостника. Разница мировоззрений, в родительской судьбе выглядевшая просто досадным, не лишённым даже некоторого комизма, обстоятельством, в жизни братьев обеспечивает уже самый настоящий макабр. Мелкие пакости, чем дальше тем отчетливее, обретают зловеще сверхъестественный оттенок и всё больше намекают на роковую неизбежность трагедии.
Вторая часть романа, озаглавленная так же, как и весь он целиком, представляет собой личный дневник Роберта, "оправданного (в своих же собственных глазах) грешника", то бишь человека, абсолютно уверенного в том, что во имя господнего промысла отнюдь не грех нарушить некоторые заповеди. Здесь не только дополняются или по-новому раскрываются уже изложенные события, а также проясняются некоторые жутковатые интриги, повешенные в первой части, именно здесь появляется тот самый тёмный двойник. Которого с равным успехом можно счесть как принявшим человеческое обличье дьяволом (сверхъестественное вмешательство романная реальность не отрицает), так и проекцией сознания героя (то бишь, реализацией мотива двойничества в самом классическом его психологическом смысле).
В третьей части романа, совсем небольшой, на авансцену вновь выступает вымышленный издатель, рассказывающий, как и где был обнаружен дневник Роберта, и предлагающий читателю некоторую дополнительную фактологию дела. Фигура издателя или другого третьего лица, не замешанного в основном действии, подчеркнуто "постороннего" и тем самым как бы укореняющего фикциональную историю в реальность - приём для литературы XIX века самый что ни на есть обыденный. Но обращается с ним Хогг вовсе не тривиально, делая своего издателя не проходным персонажем-функцией, нужным только для того, чтобы предисловие и послесловие были написаны от чьего-нибудь названного лица, а полноценным рассказчиком истории, которая в итоге оказывается изложенной с двух точек зрения - а это уже совершенно иной приём (очень похожий на то, за что полвека спустя публика полюбит, например, "Лунный камень" Уилки Коллинза).
С жанровыми рамками Хогг тоже поступает по-своему. Полновесный готический ужас, вырастающий, как ему и положено, из мистического начала, тесно сплетается с бытовым и психологическим реализмом. А критика определенных религиозных доктрин, хоть и прочно укорененная в историческом и социально-политическом контексте родной автору Шотландии, обретает форму универсального высказывания. Не только о том, что для умелого казуиста "божий закон - что дышло" (Рингим), а для фанатика, в сущности - и не закон вовсе (Роберт). Современному читателю легко заметить, что Хогг рассматривает эту тему ещё и как травму - взгляд, ставший привычным уже в XX веке - настолько же, насколько нам очевидно, что, к примеру, расстройство личности Нормана Бейтса в "Психо" обусловлено деспотичной матерью, настолько же явно Хогг демонстрирует, откуда берётся помешательство Роберта. Да, тут придется выдать небольшой спойлер: "Исповедь оправданного грешника" - это еще и первоклассный триллер о маньяке!
Словом, современному читателю вовсе не стоит бояться двухсотлетней давности хогговского романа, это не та "медленная классика", через которую надо продираться, вооружившись терпением и обязательным знанием исторического контекста. Ну, и напоследок моя любимая цитата, в доказательство того, что с чувством юмора у Хогга тоже всё в порядке:
- Линтон, ну вы же не настолько глупы, чтобы поверить, будто в типографию явился сам дьявол?
- Господь с вами, сэр. Своими глазами его видел, кивнул и пожелал ему доброго дня. Довольно учтивая особа... В зелёном черкесском охотничьем плаще и тюрбане... Похож на чужеземца... Вот только способен вмиг исчезать... Это довольно подозрительно. А в остальном ничем себя не выдаёт.
Комментарии
Отправить комментарий