Ричард Адамс "Девушка на качелях"

Представьте, что вам пообещали "что-то таинственное и зловещее" (наследующее традиции готического романа, разумеется) - и не то чтобы обманули, но размешали таинственное и зловещее в таком количестве сладкого-пресладкого сиропа, что у вас честь по чести попа слиплась. Вот теперь вы знаете главное о "Девушке на качелях". И дело не в том, что Ричард Адамс не умеет нагнетать саспенс или рисовать мистическую жуть - в единственном эпизоде романа, где он всерьез за это берется, получается блестяще, и поджилки трясутся еще как! - дело именно в концентрации. Критически малой для такой многообещающей заявки. 

Тут тебе и особый дар предвидения у героя, в который он сам не вполне верит, но читатель быстро убеждается, что чуйка на плохое внутри романа работает, а, значит, есть чего ждать, нервно поёрзывая. И очень мрачная неназываемая тайна из прошлого - у героини, которая выглядит идеальной ангелицей, отчего подозрения на ее счет только усугубляются. И общий фон повествования, будто бы всецело располагающий к тому, что вот сейчас... вот еще чуть-чуть... и все мы знаем, как ловко готический сюжет разыгрывается среди пасторальных пейзажей старой доброй Англии. Как хороши для него местные жители, припыленные духом старины антикварные лавки, чуть запущенные сады, из которых тянет запахом цветов и характерной для романтизма интриги.

Оксфордский выпускник Алан Десленд, выросши из застенчивого умненького мальчика в самопровозглашенные анахореты, решает продолжить отцовское дело, а именно, заняться торговлей фарфором в родном тихом городке. На дворе начало 70-х, но бурная современность Алана совершенно не задевает. В силу своего склада характера он легко бы прижился где-нибудь в XIX веке и прослыл добропорядочным джентльменом, почтительным сыном своей маменьки, у которой только и поводов печалиться, что о том, как равнодушного к сердечным делам отпрыска женить. 

Торговля идет хорошо, Алан не только становится настоящим знатоком и ценителем антикварного фарфора, но и оказывается очень способным в бизнесе. Много путешествует, несмотря на свою природную нелюдимость, постепенно обзаводится полезными связями. Так он однажды по служебной необходимости приезжает в Копенгаген и случайно встречает девушку, в которую моментально страстно влюбляется. Писаная красавица, до невозможности очаровательная и милая, отвечает взаимностью, и вот уже герои собираются пожениться, но некоторые мимолетные странности в поведении будущей жены наводят на определенные размышления (читателя, конечно, по уши влюбленный Алан пока что себя не помнит от счастья).

И у Ричарда Адамса мог бы получиться прекрасный образец жанра, действительно ничем не уступающий "Ребекке" Дафны Дюморье (издательская аннотация тут услужливо подсказывает это сравнение, веско ссылаясь на London Review of Books), если бы 9/10 романного времени не занимали благостные описания разных приятных событий из жизни героев, действительно интересный, но никак не способствующий эскалации напряжения, экскурс в историю фарфора и замечательные картины природы и городского ландшафта (Адамс это умеет, и ему было где разгуляться: помимо пасторальной Англии, в книге есть эпизоды, происходящие во Флориде, и Копенгаген у него тоже предстает во всей своей строгой красе). 

Беда в том, что вся эта убаюкивающая благодать в таком преогромном количестве предсказуемо перестает работать как контраст, выделяющий и подчеркивающий саспенс, и попросту заглушает его окончательно. Зловещее кажется уже не зловещим, а досадной мелкой помехой на фоне прелестного всеобщего благодушия да радостных житейских хлопот, разрешающихся неизменно ко всеобщему удовольствию. 

Не добавляет сюжету перца и тот факт - очень заметный - что все как один второстепенные персонажи этой истории поразительно добры, милы и благородны. Все настолько предупредительны, что спешат помочь, не дожидаясь даже просьбы о помощи. И все - увы! - получаются от этого немножко картонными. Щедрый коллекционер-миллионер, который со всеми держится по-свойски, он ведь американец. Великолепный психолог и миляга пастор, умеющий когда надо включать редкостную для своего вероисповедания демократичность. Мудрая и добрая маменька ("маменькой" ее зовет главный герой, не я это придумала), не менее мудрая и добрая сестра. Услужливые, глуповатые (как и положено простонародью - правда, в романах позапрошлого века), но похвально добросердечные и преданные работницы лавки. Даже отвергнутая девушка здесь оказывается настолько святым человеком, что присылает своему несостоявшемуся возлюбленному недешевый и очень изысканный свадебный подарок, ну, просто потому что она искренне рада за него и довольно богата.

В "Девушке на качелях" - и тут как нельзя вовремя вспомнить, что это роман 1980 года, а не 1890-го - сюрприз, довольно много секса. Который Алан, как всякий неофит, с большим восторгом описывает, находя каждый раз все более цветистые поэтические сравнения. Да, он женился девственником, это принципиально важно. Но множественные описания сексуальных радостей его супружеской жизни вид имеют вот такой: "А потом - самопоглощающий и возрождающийся пламенный вихрь головокружительного, завораживающего удовольствия". И если какому-нибудь читателю придет в голову, что без подробных отчетов о сексуальной жизни Алана Десленда он бы запросто обошелся, то я прекрасно понимаю этого человека. 

"Девушка на качелях", конечно, не оглушительно плохой роман - в основном потому, что Адамс умеет писать (обо всем кроме секса) - но ужасно переслащенный и вываливающийся из той традиции, которой он стремится наследовать. И вот это удивительный парадокс: когда тот же самый Ричард Адамс писал детскую сказку о кроликах, у него выходила такая жесть и такой накал сюжета, что и взрослый читатель рискует над "Обитателями холмов" поседеть или перепить валерьянки. Не сюсюкал, не фальшивил, резал по живому. Талантливый смельчак! Куда пропала эта писательская смелость в "Девушке на качелях"? К сожалению, остается только пожимать плечами.