Рафел Надал "Проклятие семьи Пальмизано"

Есть что-то бесконечно порочное и манящее в историях, устроенных по законам бразильских (и аргентинских) сериалов. Не знаю, сколько вам лет, и успели ли вы застать это сериальное раздолье во всей красе, но, думается, если успели, то точно знаете чувство, какое бывает, когда история еще только началась, а вы уже точно знаете, где там подменят ребенка, сколько клятв будет дано во имя сохранения семейной тайны, и когда их нарушат (в самый ответственный момент). Кто трагически умрет и о чем попросит на смертном одре, кто в кого влюбится, и почему у этой любви непременно возникнет великая преграда, кто вырастет положительно прекрасным человеком, а кто окажется сущим негодяем и так далее. Чувство это вовсе необязательно скука, а, может статься, такое приятное ощущение комфорта (+ немножко ностальгии в некоторых случаях), при котором тебе всё тут понятно, привычно и по-свойски.

И, кроме шуток, мне кажется, автору, чтобы использовать подобный инструментарий на голубом глазу, не пряча никаких фиг в кармане, нужно изрядное мужество. У Рафела Надала оно точно есть. Причем его выбор в пользу именно такого стиля повествования для темы, развертываемой в "Проклятии семьи Пальмизано", работает - не удивляйтесь! - только во благо. Надал рассказывает об одной из локальных трагедий Второй мировой, а именно бомбардировке Бари, одного из крупнейших портов Южной Италии, и сокрытии правды властями, этот эпизод сопровождавшем. Все, что в книге происходит до него, фактически интерлюдия, соединяющая мысль об ужасе двух войн XX века. Схематичный сюжет и, что греха таить, схематичные герои, у которых кровь-любовь-и-слезы на дивно богатом итальянском колорите, пропитанном ароматами лета, оливок и заячьего жаркого, здесь выступают в роли той самой зоны комфорта, которая нужна, чтобы читатель успевал выдохнуть и получить элементарное удовольствие от истории. Так что не стоит спешить пенять Надалу на чрезмерную лубочность мелодрамы.

Романы на военную тему часто грешат тем суровым и жестчайшим реализмом, отсыпанным автором с горкой, при котором возможности переждать свой надрыв сердца вообще не остается. И отчего, как бы они ни были достойны и талантливы, читать их, если уж по-честному, непроходящее испытание. Надал отмеряет ужасов войны и антигуманности ровно столько, сколько нужно, чтобы понять и проникнуться, но читателя точно не хочет терзать от первой и до последней страницы. Очарование Апулии, ее наполненность светом, жизнью и очень земными радостями, важны для автора явно не меньше, чем центральный эпизод книги. И населяя ее буквально сериальными персонажами и перипетиями, Надал создает тот тип романа о войне, которого нам всем, пожалуй, очень даже не доставало. Романа, где важное и по-человечески общебольное не сгущенно копотью, смертью и дымом до неразличимой черноты, а выступает на передний план ровно в тот момент, когда больше всего хочется защитить цветущую полнокровность жизни.